Комментарии

123. Как очевидец Буссов рисует потрясающую в своих деталях картину лагеря интервентов в Тушине. Этот лагерь напоминал стан разбойников, набитый награбленным добром. Как отмечено выше, военные походы тушинцев сопровождались не только ограблением, но и уничтожением населения.

124. Поход Сигизмунда III на Смоленск означал открытую интервенцию польских панов против России.

Говоря о принадлежности Смоленска “в прежнее время” Польскому королевству, Буссов имеет в виду обладание Польши Смоленском в течение 110 лет — с 1404 по 1514 г. Осада Смоленска Сигизмундом III, начавшаяся 16 сентября 1609 г., продолжалась 20 месяцев, в течение которых осажденные мужественно защищались. 3 июня 1611 г. Смоленск был захвачен поляками. Буссов указывает цифру 20000 воинов, с которыми Сигизмунд вступил в пределы Русского государства. Маскевич в своем дневнике о войске, осаждавшем Смоленск, пишет: “...всего считалось 12000, кроме пехоты, татар литовских и казаков запорожских”. Далее Маскевич говорит, что казаков было 10000 (Н. Устрялов, ч .II, стр. 23, 26). Немецкий полк, о котором упоминает Буссов, по сообщению Маскевича, состоял из 2000 человек под начальством Людвига Вайера и прибыл из Пруссии (Устрялов, ч. II, стр. 24). О том, что во время осады Смоленска в 1609 — 1610 гг. была распространена эпидемия, унесшая много жертв, говорит на основании записок о смерти “тюремных сидельцев” в смоленских тюрьмах В. П. Мальцев (Исторический архив, № 5, 1960). В “Новом летописце” по поводу эпидемии говорится, что это была “болезнь великая цынга, что не бяше у них соли в Смоленску помроша мнози, а осташася немногие люди”. (ПСРЛ, т. XIV, стр. 111). Ссылаясь на Хронику Конрада Буссова, В. П. Мальцев в другом своем исследовании “Борьба за Смоленск. (XVI — XVIII вв.)” (Смолгиз, 1940, стр. 338) отмечает, что автор дает “довольно близкую к истинному положению вещей оценку причин падения Смоленска”. Описание лестниц, с помощью которых поляки штурмовали крепость, может быть дополнено сведениями из дневника Маскевича: “... велено приготовить до 80 лестниц такой ширины, чтобы пять и шесть человек могли всходить рядом, а длиною, как самые высокие в лесу деревья. Устроены были подвижные подъемы, наподобие виселиц, которыми войско, шедши на приступ, катило лестницы пред собою, укрепив их срединою к перекладине подъема. Посредством сих-то лестниц наконец взят был Смоленск” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 28).

125. Буссов весьма бегло описывает героическую оборону Смоленска, которая сыграла большую роль в борьбе русского народа против польской интервенции. Под руководством опытного и храброго военачальника воеводы М. Б. Шеина Смоленск в течение двух лет сопротивлялся полякам, оттягивая на себя главные силы интервентов и тем самым препятствуя осуществлению завоевательных планов польского короля в Русском государстве. Ни захват поляками Москвы, ни всевозможные лишения и болезни не могли сломить мужественного сопротивления осажденных. Воевода М. Б. Шеин отказывался сдавать город и защищался до последней возможности, пока в гарнизоне Смоленска не осталось менее 200 человек, способных носить оружие. После того как польской артиллерии удалось сделать проломы в крепостной стене, город был взят штурмом. Оставшиеся в живых смоляне, как пишет и Буссов, не желая сдаваться врагу, собрались в соборе, подожгли в подвале порох и погибли под развалинами храма. (Очерки истории СССР. Конец XV в. — начало XVII в., стр. 553).

126. Факт предложения Василием Шуйским престола Сигизмунду весьма сомнителен и другими источниками, кроме Петрея, не подтверждается (см.: П. Петрей, стр. 273).

127. Буссов сообщает о 3000 немцев, которые пришли в Россию под начальством Якова Делагарди (см. выше, примеч. 119). Карамзин пишет, что всего под начальством Якова Делагарди было 5000 “разноземцев”: шведов, французов, англичан, шотландцев, немцев и нидерландцев (Н. М. Карамзин, т. XII, стлб. 91).

128. По поводу сообщения Буссова о нашествии татар летом 1609 г. А. А. Новосельский в своем исследовании “Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века” (стр. 69) говорит, что Буссов “неверно представлял ход татарской войны”. В Москве о движении татар стало известно уже в конце апреля. Татары разорили Тарусу, заходили за реку Оку, в район Серпухова, Боровского, Коломны и ближе к Москве. “Это не был набег, а настоящая война, длившаяся все лето и захватившая огромную территорию, почти до самой Москвы” (стр. 70).

129. Имеется в виду рязанский дворянин Прокопий Петрович Ляпунов, возглавлявший в 1611 г. первое ополчение, которое двинулось на освобождение Москвы от польских и шведских интервентов.

130. Народно-освободительное движение против Лжедимитрия II и интервентов, которое Буссов называет “бунтом” в северо-восточных пределах России, началось с осени 1608 г. выступлением Галича. Галич лишь в начале ноября, по времени последним, признал Лжедимитрия II и первым сумел организовать ратные силы для борьбы с оккупантами. Жители Галича собрали по 100 человек с сохи, кроме добровольцев — не только из своего уезда, но и из соседних районов. Восстание в Галиче началось в 20-х числах ноября. Вслед за Галичем отказались признавать самозванца Тотьма, Кострома, Вологда и другие близлежащие города. Независимо от Галича восстание вспыхнуло в городе Луха, затем Шуе, Гороховце и Ярополческой волости. К весне 1609 г., т. е. к тому времени, о котором пишет Буссов, “край, где тогда происходило восстание, обнимал пространство по обеим сторонам верхней части течения Волги до Нижнего и по ее притокам на Север до Белоозера и на юг до Оки и составлял середину или ядро Московского государства и его великорусской народности” (Н. Костомаров, стр. 354). Сопротивление народных масс началось стихийно, малыми группами, в нескольких городах. Сообщение Буссова о том, что активную роль в освободительном движении играли “толпы” крестьян, подтверждается другими источниками. Начало освободительного движения показало, что самой активной и способной силой для борьбы и освобождения от иноземных захватчиков были крестьяне и посадские люди. Буссов ярко рисует насилия и грабительские действия поляков, побудившие русский народ взяться за оружие и отомстить врагам. По определению В. И. Шункова, движение народных масс в этот момент приобретает партизанские черты (В. И. Шунков. Народная борьба против польских и шведских оккупантов в начале XVII века. Истор. журнал, 1945, №№ 1 — 2, стр. 8).

131. Исчерпывающую картину разгрома повстанцами польских интервентов под Романовым дают две грамоты Лжедимитрия II к Сапеге от марта 1609 г. (АИ, т. II, №№ 164 и 171). В них говорится, что 3 марта 1609 г. в сражении под Романовым повстанческие ратники “были не в силу” войскам Лжедимитрия II под начальством мурзы Юсупова и Петра Головича, последние после поражения вынуждены были отойти под Ростов. Город Романов стал сосредоточием повстанческих сил, и именно отсюда 14 марта народно-освободительная рать двинулась к Ярославлю. На пути повстанцы встретили Самуила Тышкевича, о котором упоминает Буссов, и разбили его 7 апреля. 8 апреля повстанцы заняли Ярославль. О Шмите см. примеч. 121, из которого явствует, что смерть воеводы Шмита отнюдь не была бессмысленным актом жестокости со стороны ярославцев, как пытается изобразить дело Буссов, а справедливой расправой с предателем.

132. Сведения Буссова о жестоком разгроме Лисовским Ярославского посада и других поволжских городов вполне достоверны. Однако, как отмечает Н Л. Рубинштейн в своем исследовании “Возникновение народного ополчения в России в начале XVII в.” (Военно-истор. сборник, М., 1948, вып. XX, стр. 52 — 54), успехи поляков были “непрочны и недолговременны. Повстанцы следуют по пятам за польскими отрядами. Стоит Лисовскому со своим отрядом перейти на новое место, как прежнее место уже переходит в руки восставших”. В феврале были освобождены Кострома, Галич, а 8 апреля, как было указано выше, Ярославль.

133. О земельных владениях К. Буссова в России см. стр. 158 — 159. О нашествии татар см. примеч. 128.

134. Сообщение Буссова о посылке Лжедимитрием II войск под начальством пана Кернозицкого против шведов в январе 1609 г. подтверждается следующей записью “Нового летописца”: “Прииде к Нову городу полковник Кернозитцкой со многими людьми и ста у Спаса на Хутыне и многу пакость делаше Великому Нову городу и уезду, и многие дворяне отъезжаху в Литовские полки” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 85). Однако сведения Буссова о том, что осада Новгорода продолжалась целую зиму, до весны, ошибочны. 11 января Кернозицкий вынужден был уйти из-под Новгорода, ибо на помощь Новгороду были присланы два отряда: один из Тихвина, в 1000 человек, под руководством Степана Горихвостова, а другой из Заонежских погостов во главе с Евсеем Резановым (И. С. Шепелев, стр. 324).

135. Буссов ошибается, говоря, что Лжедимитрий II тайно женился на Марине в 1609 г. Венчание Лжедимитрия II с Мариной, как указывалось выше, происходило 5 сентября 1608 г. в лагере Сапеги. В письме отцу от 23 марта Марина жаловалась на свою судьбу: “О делах моих не знаю, что писать кроме того, что только отлагательство со дня на день, нет ни в чем исполнения, со мною поступают так же, как и при Вас, не так, как было обещано при отъезде Вашем родительском...” (СГТД, т. II, стр. 360). Буссов приводит факты, свидетельствующие о мелком тщеславии и самонадеянности самозванца; подобные черты характера Лжедимитрия II подчеркиваются и в других источниках.

136. Буссов имеет в виду бой между русско-шведскими войсками и тушинцами, который произошел 15 мая у села Каменки. Село Каменка недалеко от г. Торопца, и бой там был вскоре после того, как тушинцы потерпели поражение в районе Старой Руссы. Бой у села Каменки окончился также поражением тушинцев, в результате которого они были вынуждены покинуть город Торопец и его заняли русско-шведские войска. Иностранными войсками из Новгорода, напавшими на поляков, были войска Делагарди.

137. Ход сражения под Тверью и поражение тушинцев описаны Буссовым весьма красочно. Другие источники, например Будила, также различают два этапа в этом бою: 1) успех войск Лжедимитрия II в первый день сражения 11 июля и 2) разгром рати под начальством пана Зборовского 13 июля (РИБ, т. I, стлб. 158). Буссов считает, что у Зборовского было 5000 конных копейщиков, по другим источникам И. С. Шепелев называет цифру не более 6 — 7 тысяч воинов; русско-шведских войск было 18 тысяч (И. С. Шепелев, стр. 461). Битва под Тверью, окончившаяся победой русско-шведских войск, имела большое значение для дальнейшего хода борьбы. Она внесла растерянность в ряды интервентов и подняла дух у русских, сражавшихся за освобождение своей родины.

138. Рассказ Буссова о сражении русско-шведских войск с тушинцами под Калязиным монастырем искажает действительный ход событий. Буссов ошибается, упоминая об участии в этом бою немцев под начальством Делагарди. Со Скопиным пошел всего лишь небольшой отряд шведов во главе с Христиерном Зомме. Делагарди до конца августа 1609 г. бездействовал, мотивируя в письме к Шуйскому отказ шведов участвовать в этом сражении усталостью и потерями войск, ожиданием нового подкрепления, неполучением жалования за службу от царя и неутверждением царем договора, подписанного Скопиным, о передаче Швеции Корелы с уездом. Под Калягиным бой произошел 18 — 19 августа 1609 г. Буссов указывает количество войска, которое привел под Калязин Сапега, — 12 тысяч копейщиков (в других источниках не приводится). Сам Сапега говорит о пяти полках, которые с ним пришли: полк гетмана, полк запорожских казаков во главе с Костенецким, полк Зборовского, полк Лянскоронского и полк донских казаков во главе с Лисовским. Кроме того, недалеко от Калягина, в Борисоглебском монастыре, стоял полк Микулинского (И. С. Шепелев, стр. 469). Однако Буссов преувеличивает успехи русско-шведских войск в этом сражении. В “Новом летописце” говорится: “Под Калягиным монастырем бывшу бою великому и отойдоша на обе стороны ничего не зделаху” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 91). По словам самого Скопина, “с того бою литовские люди пошли в отход” (А. М. Гневушев, Акты времени правления царя Василия Шуйского, М., 1914, № 67). И. С. Шепелев считает, что поляки под Калягиным потерпели поражение, но не были разбиты (И. С. Шепелев, стр. 473). Значение этого боя для русских было велико. Было сорвано намерение интервентов помешать продвижению Скопина в замосковные города. Вместе с тем благоприятный исход боя для русских войск, сражавшихся своими силами, без помощи шведов, способствовал укреплению их морального духа и боеспособности.

139. Буссов описывает разбойничьи действия Лисовского под Переяславлем, ошибочно называя город Ярославлем. В дневнике Сапеги говорится, что осенью 1609 г. Лисовский, находясь в 20 верстах от Переяславля, жег села и деревни. Переяславль был освобожден войсками Скопина 10 сентября (С. Белокуров, стр. 53, и другие источники). Делагарди упомянут Буссовым ошибочно, он не участвовал в освобождении Переяславля, так же как и в бою под Калягиным монастырем. В составе войск Скопина находился лишь отряд шведов под начальством Христиерна Зомме. Сам Скопин с войсками прибыл в Переяславль 6 октября (И. С. Шепелев, стр. 484).

140. Псковская летопись в основном подтверждает рассказ Буссова о дальнейших действиях Лисовского. “Во 118-м году. Пришол Олисовскои пан с литовскими людьми и с черкасы да воевода Андрей Просовецкой с казаками на Великие Луки, и по челобитью псковскому во Псков и под Иваньгород, на Яму. И шли на Немцы — и Немец отогнали пошли за море” (Псковские летописи, вып. II, под ред. А. Н. Насонова, М, 1955, стр. 275). Однако псковичи, пригласившие Лисовского для борьбы с немцами, вскоре убедились, что казаки и поляки Лисовского не лучше немцев. Лисовский “воевал” Псковскую волость почти четыре года и “тако же многие пакости творил”, как волк “искрадом хватая и поядая” (там же, стр. 277). Он продолжал свою авантюру и в 1613 г., пользуясь возможностью пограбить на русской территории, был вновь в суздальских местах в районе городов Ярославля, Костромы, Переяславля-Рязанского, между Тулой и Серпуховым, дошел до Алексина (С. М. Соловьев, т. IX, стр. 38). Села Воронечь и Красное, в которых, по указанию Буссова, был в 1610 — 1611 гг. Лисовский, находились в Витебской губернии Лепельского уезда.

141. Александровская слобода, находившаяся на подступах к Троицкому монастырю, была освобождена, по предположению И. С. Шепелева, 9 октября 1609 г. После ее освобождения русским войскам был открыт путь к Троицкому монастырю и нависла угроза непосредственно над Тушиным. Буссов пишет, что поляки иногда нападали на русских в Александровской слободе, но, “ничего не выиграв, спешили убраться восвояси”. Русские и шведские источники дополняют это сообщение Буссова описанием боя 28 октября 1609 г., который окончился поражением польско-литовских войск. Буссов ошибается, говоря, что Скопин и Делагарди (последний вовсе отсутствовал под Троицким монастырем) совершили вылазку и нападение на поляков в день св. Мартина, т. е. 11 ноября 1609 г. Вероятно, этот факт следует отнести к январским действиям русских войск. По утверждению А. Палицына, 9 января 1610 г. отряд ратных людей под начальством Григория Валуева, посланный Скопиным из Александровской слободы, пробрался в 4 часа ночи в Троицкую Лавру. Вылазка была успешной, и в результате “литовских людей многих побили и языки поймали” (РИБ, т. XIII, стлб. 1156). После разведки Валуева Скопин двинул свои войска к монастырю. Интервенты, видя численное превосходство русских, отступили к Дмитрову и держались там до конца февраля не против немцев, как пишет Буссов, а против войск Скопина.

142. Прибытие 4 декабря 1609 г. посольства от Сигизмунда III в Тушино, но не к Лжедимитрию II, а к Роману Рожинскому, явилось началом распада тушинского лагеря. Польский король неофициально поддерживал авантюру самозванца, пока его имя привлекало к нему недовольных политикой Шуйского, а его войска одерживали победы над войсками царя. Однако с начала осады Сигизмундом III Смоленска, т. е. с начала открытой войны Польши против России, дальнейшее самостоятельное существование польских тушинцев вредило интересам короля, так как разъединяло польские силы, действующие в России. Поэтому король, отправляя посольство к Рожинскому, стремился привлечь на свою сторону поляков, находившихся в Тушине, и русских, разочаровавшихся в Лжедимитрии. В состав королевского посольства, помимо лиц, указанных Буссовым, входили: Януш Скумин Тишкевич, писарь литовский. Станислав Доморацкий, Ян Ловчевский-Добека, Мартын Казановский (И. С. Шепелев, стр. 499), названный у Буссова по имени Мартын. Что касается цели посольства в Тушино, то в изложении Буссова она выражена слишком тенденциозно. Во всяком случае ни в состав гласной инструкции послам, ни в состав негласного наказа пункт о захвате Лжедимитрия официально включен не был. Полякам, как и русским, предлагалось лишь перейти на службу к королю за “обыкновенное жалование” (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 29 — 30). Однако среди русских бояр, впоследствии переметнувшихся в лагерь Сигизмунда, уже тогда, по-видимому, была мысль о выдаче самозванца польскому королю. “Новый летописец” пишет: “Московские же бояре, Михаиле Салтыков с товарищи, в Тушине, видя свое неизможение, что Московскому государству ничево не зделали, а князь Михайлова приходу Васильевича к Москве чаючи вскоре, и начаша умышляти с Ружинским, чтоб того Вора поймать и отвести б под Смоленеск к королю, а бити челом на Московское государство о королевиче Владиславе” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 94).

143. Как справедливо отмечает Буссов, на Лжедимитрия приезд королевских послов, которые отказались вести с ним переговоры и даже не удостоили его визитом, произвел удручающее впечатление. Понимая шаткость своего положения среди тушинцев и находясь в полной зависимости от гетмана Рожинского, который его оскорблял, Лжедимитрии II решил бежать в Калугу. Калуга была избрана не случайно. Во время восстания Болотникова Калуга была одним из центров антифеодального движения. Кроме того, в Калугу тушинцы заранее отправляли “для бережения” жен и детей своих (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 315) и тем самым сумели создать доброжелательное отношение к себе среди калужского населения. По утверждению Будила, Лжедимитрии II бежал из Тушина не 29 декабря, как пишет Буссов, а 27 декабря (РИБ, т. I, стлб. 163). Возникновение слуха об убийстве Лжедимитрия II после его побега из Тушина не было случайностью; в других источниках, в частности в “Новом летописце”, встречается версия о намерении сторонников короля Сигизмунда покончить с самозванцем еще в Тушине (ПСРЛ, т. XIV, стр. 94).

144. Рассказ Буссова о том, что по дороге в Калугу Лжедимитрий II останавливался в близлежащем монастыре, откуда посылал монахов к калужскому населению с сообщением о своем прибытии, весьма правдоподобен. Попытки самозванца воздействовать на национальные и религиозные чувства русского народа в своих личных целях характерны для действий Лжедимитрия II, не один раз в своей политике прибегавшего к демагогии.

145. Сведения Буссова о прибытии в Калугу Григория Шаховского с несколькими тысячами казаков можно дополнить данными Будила и других источников вообще о пополнении войска самозванца. Из поляков служить Лжедимитрию II ушли паны Хруслинский и Янковский с “несколькими” ротами “пятигорцев”, позже со своими полками отправились Тышкевич и Будила, Каменский и Быховец (РИБ, т. I, стлб. 186, 189), а за ними гетман Сапега, съездивший предварительно на поклон к королю. (Н. И. Костомаров, стр. 428). Новый состав “придворного штата”, о котором пишет Буссов, не известен, но, по-видимому, в него вошли как раз названные выше начальники польских отрядов. В Тушине правительство Лжедимитрия II состояло из боярской думы, в которую входили: стольник князь Д. Т. Трубецкой, князь Д. М. Черкасский, князь А. Ю. Сицкий, М. М. Бутурлин, князь П. М. Шаховской и другие. Однако в политике самозванца решающую роль играла комиссия из десяти человек польской шляхты — “децемвиры”, облеченные диктаторскими полномочиями. Решения “децемвиров” были обязательны для самого Лжедимитрия II (Очерки истории СССР, конец XV в. — начало XVII в., стр. 531). Поляками, служившими самозванцу, Сапега был избран гетманом. Что касается состава войска Лжедимитрия II, то помимо перечисленных выше отрядов польских военачальников из распадающегося тушинского лагеря к самозванцу пришла часть донского казачества, а также мелкие служилые люди южных уездов, крестьяне и холопы, примкнувшие к Лжедимитрию II еще в 1607 — 1608 гг. (И. С. Шепелев, стр. 502).

146. Грамоты, в которых Лжедимитрий II призывал бы русских к избиению поляков, не известны. Ограбления и убийства поляков, о которых пишет Буссов, в городах, присягнувших Лжедимитрию II, были результатом стихийных выступлений русского населения против интервентов. Сам самозванец, слишком зависимый от польских сил, вряд ли решился бы поддерживать подобные антипольские погромы. Что касается немцев, положение которых Буссов рисует столь мрачно, то, поскольку они служили Лжедимитрию II, они рассматривались русскими как интервенты. Пастор Мартин Бер, видимо, имел немало имущества, если оно было предметом вожделений 25 попов Козельска.

147. Рассказ Буссова о сговоре между “патриархом” Филаретом Никитичем Романовым, поляками и московской знатью подтверждается другими источниками. Выше уже говорилось, что митрополит Филарет был привезен в Тушино после захвата войсками самозванца в Ростове и наречен “патриархом”. В период жизни в Тушине он не уклонялся от официальных обязанностей, возложенных на патриарха по его сану, но и не сближался особо с Лжедимитрием II и его правительством. После побега Лжедимитрия в Калугу Филарет примкнул к группе московских бояр и дворян, вставших на путь национальной измены и решивших удержаться у власти с помощью польских войск. В эту группу входили представители высшего боярства — Салтыковы, Трубецкие, Ярославские, Годунов с “братьями”, — а также представители менее знатных фамилий, “самых худых людей, торговых мужиков, молодых детишек боярских”: М. Молчанов, И. Грамотин, Н. Вельяминов, князь Ф. Мещерский, И. Чичерин и др. (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 321). Они решили обратиться к польскому королю Сигизмунду с просьбой прислать в русские цари королевича Владислава.

148. После бегства Лжедимитрия II в Калугу Марина Мнишек, как свидетельствуют другие источники, подкупом и лестью пыталась склонить на сторону самозванца старшин и казаков (“Русский архив”, т. V — VI, стр. 189). Боясь быть выданной польскому королю, Марина в ночь с 13 на 14 февраля, несмотря на сильный мороз, переодетая в гусарское платье, в сопровождении казака Бурбы и двух служанок отправилась в путь с намерением пробраться в Калугу, но сбилась с дороги (по другим известиям, наперед условилась с Сапегою: Н. И. Костомаров, стр. 424) и 16 числа прибыла в Дмитров к Сапеге (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 105).

149. Посылка Лжедимитрием II в Тушино боярина Ивана Плещеева с целью узнать, что говорят о нем поляки, по всей вероятности, имела место. Несмотря на распад тушинского лагеря, Лжедимитрий II, как будет видно из дальнейшего изложения, не оставлял мысли о воцарении на московском престоле и для достижения своих авантюристических целей нуждался в польском войске. Утверждение, что поляки согласились бы выдать Рожинского на предложенных Лжедимитрием II условиях, если бы не данная ранее клятва, основывается, по-видимому, на последующих событиях — недовольстве Рожинским, в особенности после побега Марины, когда “множество рыцарства восстало на князя Рожинского...” (Поход его королевского величества в Москву 1609 года. РИБ. т. I, стлб. 548). После побега Лжедимитрия в Тушине царил разброд, а посыльные от него с обещаниями денег вносили еще больше разногласий.

150. Заруцкий с грунт и донских казаков оставался на службе у короля до конца сентября 1610 г. Когда поляки во главе с Жолкевским были в Москве, Заруцкий бежал через Серпухов в Калугу. Верна ли цифра количества казаков, приводимая Буссовым, проверить невозможно. 3000 казаков под начальством князей Трубецкого и Засекина из войска Заруцкого отказались подчиниться последнему и отправились в Калугу. На пути их встретили сам Заруцкий и подоспевший ему на помощь Рожинский. В результате боя желающих попасть в Калугу, как пишет Буссов, осталось около 500 человек, но и из них многие погибли в сражении с ратниками Млоцкого, который хотел беглецов вернуть в Тушино (Д. Бутурлин, ч. III, Приложения, стр. 177).

151. Рассказ Буссова о посылке воеводы Казимира в Тушино подтверждается сведениями из Дневника осады Смоленска. В Дневнике говорится, что Казимирский (Казимир) привез в Тушино письмо Марине Мнишек и другим, в которых Лжедимитрий II писал, что уехал на охоту и согласен возвратиться, если поляки обяжутся новою присягою, а изменившие русские будут казнены. Казимирскому была обещана смертная казнь, если он и впредь посмеет мутить войско (Д. Бутурлин, ч. III, Приложения, стр. 171). События, приведшие к гибели Скотницкого, которому Рожинский предлагал якобы собрать поляков и захватить Лжедимитрия II, в других источниках не упоминаются.

152. Факт посылки Мариной Мнишек своего камер-юнкера Юргена Кребсберга из Дмитрова, по-видимому, ошибочен. Как уже выше указывалось, в Дмитров Марина прибыла не в январе, как пишет Буссов, а 16 февраля. По сведениям дневника Сапеги, на другой день по прибытии Марины Сапега получил донесение о приближении войск Шуйского к Дмитрову и убеждал Марину ввиду опасности уехать либо в Польшу к родителям, либо в Калугу (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 105). Вероятнее всего, что если и был посланный от Марины к Лжедимитрию II в Калугу, то не из Дмитрова,, а значительно раньше из Тушина, тем более, что во время пребывания польских послов в Тушине они вели с Мариной частные беседы о возвращении ее в Польшу, что могло стать известным Лжедимитрию. Марина Мнишек прибыла в Калугу в 20-х числах февраля 1610 г.

153. Укрепление Острог, о котором пишет Буссов, было построено в местечке Шапилове войсками Скопина в 8 верстах от Троицкой лавры, куда Скопин прибыл 7 февраля (28 января) 1610 г. Сапега пытался помешать строительству Острога и 15 февраля подступил под Шапилово с 1000 человек польской конницы, но поляки отказались от нападения, и Сапега вернулся в Дмитров (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 104). Буссов умалчивает о сражении между войсками Куракина и Сапеги за Дмитров, имевшем место 20 февраля. Сражение окончилось поражением поляков и показало Сапеге бессмысленность дальнейшей борьбы за Дмитров теми силами, которые были в его распоряжении. 27 февраля он поджег крепость, уничтожил тяжелые пушки, которые не мог с собой увезти, и ушел из Дмитрова по направлению к Смоленску, по дороге захватив Иосифов монастырь (юго-западнее Дмитрова), где оставил часть своего войска. Река Угра, в районе которой, по словам Буссова, разбило свой лагерь войско Сапеги, — приток Оки.

154. Захват Дмитрова войсками Скопина усилил разногласия и разброд в Тушинском, лагере. Тушинцы сразу же после побега Лжедимитрия разбились на несколько групп. Выше говорилось о группе русских бояр и дворян, которые решили пригласить на русский престол королевича Владислава и тем самым стали на путь национальной измены. 31 января 1610 г. посольство от русских тушинцев прибыло под Смоленск. Посольство во главе с М. Г. Салтыковым состояло из 42 особ, кроме 212 человек прислуги (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 80 — 81). Буссов называет одного члена посольства, Ивана Тарасовича, не указывая фамилии. Это был дьяк Грамотин. Посольство изъявило свое желание иметь царем королевича Владислава, ставя основным условием сохранение православной веры и обрядов, и выражало надежду на расширение “прав и вольностей” русского народа. Согласно договору, заключенному тушинским посольством 4 февраля 1610 г. с польским королем, “права и вольности” русского народа должны были: состоять в том, что важные государственные должности могли занимать представители русского боярства и дворянства. Власть царя ограничивалась Боярской думой. Управление и суд в Русском государстве должны были совершаться в прежнем порядке. Владислав был ограничен в своей воле в случаях понижения лиц “великих станов” и повышения “меньших”. Положение крестьян и холопов оставалось прежним. Таким образом, договор 4 февраля 1610 г. отражал интересы прежде всего средних и низших слоев тушинского дворянства, которое, порвав с самозванцем, сознательно шло на измену родине. Основное значение договора сводилось к тому, что он давал законный повод королю Сигизмунду для продолжения польской интервенции в России и завоевания русских земель. Это тем более очевидно, что Сигизмунд в договоре не выразил определенного согласия на воцарение его сына в Москве и, как будет видно из дальнейших событий, намеревался сам занять русский престол. В этом плане интересно, сообщение Буссова, из которого явствует, что современники рассматривали поездку тушинского посольства под Смоленск как приглашение иностранного царя на русский престол, безразлично — самого короля или его сына, иначе — как факт национальной измены родине.

155. Послы к Сигизмунду от тушинских поляков были приняты в тот же день, что и русское посольство, т. е. 31 января. От имени польских тушинцев короля приветствовал Хруслинский, от имени поляков, служивших в войсках Сапеги, — Страбовский. Требования поляков были более неумеренными, чем русских. Они желали не более и не менее как выдачи королем жалования и наград, обещанных Лжедимитрием II, и того, чтобы плата эта была обеспечена московской казною и теми таможенными сборами, которые могут поступить в казну после занятия престола Сигизмундом или его сыном, королевичем Владиславом. Кроме того, они требовали немедленной выдачи одной четверти жалования не в зачет для снаряжения себя всем необходимым к продолжению похода. Послы не забыли и о своих бывших повелителях: Лжедимитрии II и Марине Мнишек. Они желали, чтобы Марине было уделено несколько городов и волостей, обещанных ей подвенечной записью, а сам Лжедимитрии II был бы награжден особым княжеством, и т. д. Хотя Сигизмунд на требования польских послов, чтобы не раздражать поляков, и не ответил отказом, но ограничился лишь обещаниями, объявив, что “по причине скудости казны своей, испещренной многими войнами”, не может “излить щедроты свои на заслуженных подданных” (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 94 — 95). Как справедливо пишет Буссов, поляки не были довольны таким ответом короля и начали упрекать Рожинского в том, что он смутил их напрасно. Нападкам на Рожинского со стороны поляков в Тушине способствовало также письмо Марины Мнишек, оставленное ею после отъезда в Калугу. В письме Марина писала, что, опасаясь быть выданной королю, едет к мужу, и просила польское шляхетство не нарушать своей присяги, а ждать награды только от нее. Прибывший 20 марта в Смоленск Саноцкий староста, брат Марины Мнишек, доносил, что “войско (в Тушине, — М. К.) в великом разъединении и несогласии, что во время смятения несколько раз стреляли в Рожинского и что он насилу мог уйти от их ярости и скрыться”. Однако на все просьбы Рожинского к Сигизмунду о присылке денег, с тем чтобы раздачей их успокоить поляков, король отвечал отказом. К тому же времени Будила относит получение письма Лжедимитрия к тушинцам, о котором не упоминает Буссов и которое способствовало распаду тушинского лагеря. В этом письме самозванец обещал тем, кто пожелает продолжать у него службу и придет в Калугу, выдать по 30 злотых, а в дальнейшем уплатить все “выслуженные деньги, согласно прежним записям и обеспечениям” (РИБ, т. I, стлб. 180). Среди тушинцев одни хотели идти к королю, другие — к Лжедимитрию. Поражение Сапеги под Дмитровом и опасность быть отрезанными в Тушине заставила бывших приверженцев самозванца поторопиться с решением. До Волоколамска договорились идти всем вместе, а затем — кто куда хочет. 6 марта 1610 г. тушинское войско покинуло свой лагерь Буссов прав в том, что к Сигизмунду отправились лишь немногие, все прочие либо отправились в Калугу, либо “пойдоша по городам, а иные к Москве” (ПСРЛ, т XIV, стр. 96).

156. После распада Тушина, которое 6 марта было сожжено отступающими войсками интервентов, войско Скопина 12 марта 1610 г. беспрепятственно вступило в Москву. Действительно, как пишет Буссов, в течение года было завершено освобождение почти всех северо-западных, северных поволжских и замосковских уездов. Тушинцы держались лишь в нескольких пунктах: Суздале, Касимове, Шацке и в Ипатьевском монастыре (И. С. Шепелев, стр. 516). Однако с оценкой Буссовым роли иностранных войск в разгроме тушинцев согласиться нельзя. Буссов принижает значение русских повстанцев в освободительной борьбе и ту решающую роль, которую сыграли опытность и инициативность военного руководителя Скопина, сумевшего в короткий срок завоевать доверие и вовлечь в борьбу против интервентов широкие слои населения. Что касается иностранных войск под начальством Понтуса Делагарди, которые, по мнению Буссова, “принудили всех их отступить”, то они являлись лишь вспомогательной силой и после сражения под Тверью решающей роли не играли (И. С. Шепелев, стр. 519).

157. Буссов односторонне изображает торжественную встречу освободителей Москвы. Вся Москва и царь приветствовали главным образом не Делагарди, а Скопина и его рать. Скопина в толпе приветствовавших называли освободителем и избавителем земли (Н. И. Костомаров, стр. 428). В Москве Скопин намеревался отдохнуть до весны, пока не просохнут дороги, а там идти со всем войском против польского короля.

158. По наиболее вероятным сведениям, Скопин умер 23 апреля (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 334). Смерть его была неожиданной, и по Москве распространились слухи, что он был отравлен женой царского брата, Димитрия Шуйского, Екатериной Шуйской, которая в этот вечер на крестинах угощала Скопина медом. Благодаря своим военным заслугам, Скопин пользовался авторитетом и уважением в дворянских кругах, недовольных правлением непопулярного боярского царя Василия Шуйского. В этих кругах возник проект о замене Василия Шуйского более подходящим кандидатом, каким мог быть Скопин. Поэтому в глазах самого царя Скопин являлся опасным претендентом на русский престол. Опасения Василия Шуйского усилились особенно тогда, когда царю стало известно, что Прокопий Ляпунов присылал к Скопину представителей от рязанского дворянства с предложением дать согласие на избрание его в цари. Скопин хотя и отверг сделанное ему предложение, но не наказал посыльных и не сообщил об этом царю. Все это настораживало царя по отношению к Скопину, а его смерть означала для Шуйского устранение возможного соперника (Н И. Костомаров, стр. 429; С. Ф. Платонов, Очерки смуты, стр. 336).

159. Рассказ Буссова о дальнейшей судьбе тушинского войска можно дополнить сведениями Будила. 25 марта в Иосифове монастыре (в дневнике Сапеги — 29 марта в Волоколамском монастыре: Д. Бутурлин, ч. III, стр. 120) умер Рожинский. Большая часть войска Рожинского и Сапеги пошла к Лжедимитрию II, так как из полученной от него грамоты было известно, что он нанимает ратников. Грамота была адресована войску, находящемуся в Прудках (на Угре), и в ней говорилось: “...мы надеемся, что вы, господа, согласно договору, заключенному с нами вашими послами, без малейшего замедления явитесь в назначенное место и время для получения денег и для продолжения войны” (РИБ, т. I, стлб. 188). 6 мая все тушинское войско, оставшееся служить у Лжедимитрия II, стянулось к Хлопину, недалеко от Клушина. Но так как деньги, обещанные Лжедимитрием, присланы не были, то 16 мая в Калугу было отправлено новое посольство за деньгами, а 1 и 24 июня Лжедимитрий сам дважды приезжал к войску и просил его удовольствоваться уже данными деньгами — по 6 злотых на конного. Из этих сведений Будила явствует, что Лжедимитрию далеко не легко было собирать налог с Украины, о чем пишет Буссов. 10 июня Лжедимитрий двинулся с Угры к Москве со следующими полками: 1) полк Хруслинского — 200 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар; 2) полк Тышкевича — 100 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар; 3) полк гетмана — 300 казаков, 6000 пятигорцев, 1000 гусар; 4) полк Будила — 400 казаков, 600 пятигорцев, 200 гусар (РИБ, т. I, стлб. 198).

160. В рассказе Буссова о событиях, предшествовавших битве под Клушином, допущены фактические неточности. В действительности русское войско в количестве 30 тысяч человек под начальством Димитрия Шуйского, бездарного, не пользовавшегося авторитетом в войсках, вышло в середине мая из Москвы на помощь осажденным в Смоленске и остановилось в Можайске. В это время Делагарди со своим войском, в ожидании обещанного царем жалования, находился на половине дороги от Москвы к Можайску. Московская казна была пуста, а Делагарди отказался двигаться дальше, пока его отряду не будет выдано заслуженное жалование. У Димитрия Шуйского и без отряда Делагарди было больше войска, чем у двигавшегося ему навстречу гетмана Жолкевского. Для разведки дороги Димитрием Шуйским были высланы вперед 8000 пехоты и конницы под начальством князя Елецкого и Григория Валуева. 12 июня поляки под начальством гетмана Жолкевского прибыли в Шуйское, где к ним присоединились отряды бывших тушинцев Зборовского, Казановского, Дуниковского, а также полки Пясковского и Ивашина. Впрочем, до получения обещанного от короля жалования тушинцы отказались помогать Жолкевскому. Жолкевский с 1000 всадников направился к Цареву-Займищу (лежащему на левом берегу реки Сежи). Здесь 14 июня произошла битва между Валуевым и поляками из отряда Жолкевского. Русские были разбиты и вынуждены отступить в построенные ими укрепления. На другой день, увидев, что Жолкевский побеждает, к нему присоединились тушинцы под начальством Зборовского. В результате у гетмана Жолкевского собралось до 11 тысяч человек, которые окружили отряд Валуева. Узнав об осаде Валуева, Д. И. Шуйский вышел ему на помощь. Под большим нажимом со стороны Делагарди выступили и иноземные войска, из которых лишь часть получила жалование (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 158 — 162).

161. В описании боя под Клушином Буссов акцентирует внимание на поведении и судьбе немцев и, стараясь оправдать их измену, искажает действительный ход событий. Стремясь предотвратить соединение русских войск, Жолкевский выступил с главными силами против Д. И. Шуйского. Для осады Валуева был оставлен незначительный отряд. Оба войска встретились под Клушином 24 июня 1610 г. Несмотря на значительное превосходство сил у русских, уже в первый момент сражения победа осталась за поляками Иностранцы, сражавшиеся за чуждые им интересы, готовы были в любой момент переметнуться на сторону противника. Неохотно сражались за непопулярного царя Василия Шуйского и русские войска. Помимо измены французов, о которой пишет Буссов, паническое отступление главных начальников Делагарди и Горна способствовало дезорганизации всего иноземного войска. Вслед за французами побежали и немцы. Маскевич, участник боя, пишет, что Жолкевский “желал довершить поражение неприятеля нападением с тыла на немецкий лагерь, более доступный, нежели московский. Между тем, немцы начали по два, по три перебегать в наш лагерь, извещая, что и все иноземцы их намерены поручить себя милости гетманской; вскоре прибежало их несколько десятков с тем же известием. Гетман решился испытать, нельзя ли заключить с ними условие, в надежде одолеть врагов скорее словами, нежели саблею, и велел трубачу дать сигнал о желании своем вступить в переговоры. Немцы очень охотно согласились на то, и не малое число их явилось в наш лагерь с уведомлением, что один только Понтус препятствует заключению мира” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 41). Даже если учесть, что Маскевич в своем рассказе ошибочно всех перебежчиков называл немцами, то все равно другие источники свидетельствуют, что именно немецкие ротмистры Конрад Линк и Вильгельм Таубе начали переговоры с гетманом Жолкевским. На основании заключенного с поляками договора отряды Линка и Таубе получили право свободного выхода на родину, а всем желавшим вступить в польскую службу было дано обещание личной безопасности и сохранения всего имущества (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 176). Делагарди, не сумевший предотвратить измену, остался в изоляции и сам вступил в личные переговоры с Жолкевским. К заключенному с Линке договору Делагарди были добавлены лишь следующие условия: иностранцам, не желавшим поступить на польскую службу, было разрешено идти к шведской границе с развернутыми знаменами, а также требовать от царского правительства невыданную часть жалования. Однако основная часть находившегося под начальством Делагарди войска, не желая отказаться от представлявшейся возможности еще пограбить в Русском государстве, поддалась на увещания Линка и пошла вслед за Жолкевским в Царево-Займище. Делагарди и Горн отступили к шведской границе лишь с горсткой людей.

162. После измены иноземного войска, как справедливо пишет Буссов, Д. И. Шуйский не решился оказать сопротивление полякам и сам отступил к Можайску, оставив и разбросав по дороге много ценных товаров: соболи, серебро, драгоценные вещи, которые предназначались ранее для оплаты войск. Разбрасывая эти драгоценности, отступающие русские войска думали отвлечь внимание неприятеля от преследования. Поляки набросились на добычу, а также захватили оружие и припасы русской армии. Так бесславно закончилась для русских войск битва под Клушином, явившаяся настоящей катастрофой для правительства Шуйского: поражение русских войск под Клушином привело к тому, что оно лишилось союзников в лице наемных войск, а также к ликвидации русского войска, разбредшегося по домам, и к падению самого правительства (Очерки истории СССР. Конец XV в. — начало XVII в., стр. 546).

163. Рассказ Буссова о переходе на сторону поляков кн. Елецкого и Валуева с отрядом соответствует действительности. Валуев, не поверив сначала в поражение русских войск под Клушином, пытался оказать полякам сопротивление и 26 июня сделал еще одну неудачную вылазку, но 29 июня был принужден Жолкевским присягнуть Владиславу. За ним последовали князь Елецкий и весь отряд. Около 5000 человек из валуевского отряда присоединилось вместе с воеводами к полякам, остальные разбрелись по домам.

164. После победы под Клушином гетман Жолкевский пошел к Москве чрез Можайск, который сдался ему без сопротивления. 23 июля поляки пришли под Москву и расположились в миле от нее, против местечка Нехорошева (РИБ, т. I, стлб. 202). Вслед за Можайском полякам сдались города Волоколамск, Ржев, Погорелое Городище и Иосифов монастырь (Н. И. Костомаров, стр. 445). Буссов ошибается, говоря, что из Погорелого Городища (Погорелова) пришли под Москву Лавиль и Едвард Горн. После поражения под Клушином и заключения договора с поляками Делагарди и Горн с небольшим количеством шведов и финнов ушли в Погорелое с намерением взять с собой больного Делявилля и перейти в Нидерланды, но в дальнейшем “задержались”, чтобы пограбить северные районы страны (П. Петрей, стр. 290 — 291). Из Погорелого же Городища 27 июля пришли к Жолкевскому некоторые из воинов иноземного войска с объявлением, что сдают ему Погорелое Городище.

165. Рассказ Буссова о намерении Лжедимитрия II расправиться с немцами — это рассказ очевидца. Правда, когда речь идет о немцах, Буссов всегда сгущает краски, тем не менее приводимые им сведения любопытны для характеристики неуверенной политики Лжедимитрия в последние дни его жизни.

166. По поводу разграбления Козельска в Дневнике осады Смоленска под 26 сентября 1610 г. сказано: “Запорожские казаки, вышедшие было на поиски из королевского войска, разграбили Козельск и Мещерск, которыми овладели изгоном, и изрубив всех жителей, никому не давая пощады, возвратились в королевский лагерь с полоном и большою добычею” (РИБ, т. I, стлб. 672).